Анатолий Иванович Страхов

Страхов А.И.

Продолжая рубрику "Творческие портреты", представляем творчество  Страхова Анатолия Ивановича. Родился  Анатолий Иванович в 1950 году в Хопёрском краю, Ново-Николаевский район Волгоградской области. 

Служил в армии, затем в сис­теме МВД в звании капитана. Юрист по образованию. Сейчас пенсионер.

Его дед Страхов Савелий Фи­липпович — казак Хоперского округа Облас­ти Войска Донского. Родился в х. Кирпичевском на реке Кардаил (приток Хопра). Погиб во время Гражданской войны. Хутор Страхов на р. Кардаил (чуть южнее Кипичевского) су­ществует с 1850 года. Бабушка — Анисья Се­меновна из старинного казачьего рода Мор­гуновых. 

Семья Страховых в 1931 году была реп­рессирована и сослана в леса республики Коми. Отец, Страхов Иван Савельевич, пере­няв профессию от деда, стал кузнецом. И эта профессия позволила выжить в суровых усло­виях северной ссылки.

                         Свидание.

                           Погибшим казакам посвящается.

Он прошел все степные кордоны,

До станицы родной доскакал,

Есаульские спрятал погоны,

И в ночное окно постучал.

И она его сразу узнала,

Занавеску отдернув рывком,

В темноте обняла, зарыдала

И в курень пригласила кивком.

Время сложное, время лихое:

Брат – на брата, а сын на отца.

Пашут женщины поле сохою,

А мужьям девять граммов свинца.

Журнал  с первой публикаций  Анатолия Ивановича
Лесная стена(Отрывки из поэмы)

Царь убит и семья его тоже.

Нет заступника, всюду раздор.

С пулеметными лентами рожи

Над станицею правят позор.

Продразвертка, ревкомы лютуют,

Отнимают последнюю рожь.

Все казачьи амбары пустуют

И на сердце тревожная дрожь.

Сеять нечем, весна наступает,

Обветшал на подворье курень.

По-над Доном туманы растают,

Расцветет под окошком сирень.

Но не радостью дышит природа,

Что ни дом , то казачка- вдова.

Овдовела Донская свобода

И о чести забыты слова.

От станичной церквушки осталась

Лишь гора обгоревших бревен.

И на них вечерами спускалась

Стая черных горластых ворон.

Но любовь не убита святая

Хоть часок, но одна на двоих

Ночь уходит, уже рассветает,

Новой жизни зачатье у них.

Хмель любви и родное дыханье

По груди разливались огнем.

Долгожданное это свиданье-

Все уйдет с наступающим днем.

Конь заржал боевой под навесом,

Подавая сигнал седоку,

А луна все висела над лесом

И смеялась в глаза рысаку.

Будто знала чертовка чего-то

И лелеяла тайну свою:

Будет встреча близка для кого-то,

Кто-то сгинет от пули в бою…

И откуда-то взявшийся рано

Вот оно творческое  признание !

Этой теплой весенней порой,

Соловей разудалый и рьяный

Музыкальный затеял настрой.

Шли они до раскидистой ивы

И прощались с любовью своей.

Был свидетелем конь черногривый

И весенний шальной соловей.

За станицей в логу, у лимана,

Повсречается конный разъезд.

Пуля-дура убъет атамана

Эхом степь отзовется окрест.                Страхов А.И.                      Апрель 2009 года.

Могила казака

В донском приовражье могила

В ней спит удалая душа,

Которую мать проводила

У брода под шум камыша.

Прощание было коротким,

А конь торопил седока.

Сын был работящим и кротким,

С улыбкой промолвил, - Пока!

Платком утирая слезинки,

Махала сыночку она

Весенние талые льдинки

Летели с копыт скакуна.

Ветра грозовые, шальные

Неслись над донскою водой,

Кровавым безумством больные,

Гражданской войной и бедой;

Нарушена вера в Святое,

В любовь от начала начал,

В страны вековые устои,

В отцовский ковчег и причал.

Смертельные пули косили

В степях удалых молодцов,

Детей и отцов уносили,

Достойных терновых венцов.

Страхов А.И.

26.12.2009 г.

Лесная стена             (отрывки из поэмы)  Памяти моих родителей и старших братьев посвящается. Глава 1 С гражданской войны не вернулся отец,  В семье многодетной кормилец-кузнец. На хуторе все погрустили о нём, Но время шагает, идёт день за днём. Три сына, три дочки да мамка-вдова Пахали, косили, возили дрова. Держали корову и пару быков:  Казачья семья, никаких батраков. А младшенький взялся за дело отца. Хоть мал, но справлялся за кузнеца.  И эта профессия стала спасеньем,  Когда наступила пора истребленья. В морозную ночь постучались в курень.  От полной луны чья-то темная тень  Мелькнула в окне, загремело с фасада.  И дом задрожал от стального приклада. Вокруг голоса, сквернословная речь, Проломлена дверь, кто-то лезет на печь. Подняли с полатей сестер... и команда: «На выход! С собой ничего брать не надо!» Винтовки, будёновки, алые ленты. Навеки запомнились эти моменты, Как полураздетых вели по морозу За много «км» вели к паровозу. В телячьих вагонах и стоны, и плач.  Весь поезд украшен в кровавый кумач.  На спецпоселенье отправлен состав.  И выполнен «план», и исполнен «устав». В моче и дерьме на полу умирали,  А трупы в пути конвоиры снимали.  По ветке на север «Москва-Воркута» Катилась казачья судьба и мечта. Глава 3 У жарких костров только малые дети.  Не время бы им появляться на свете. Родителям их только б землю пахать,  В лугах буйнотравных косою махать,  Растить хлеборобов от плоти земной На вольном просторе отчизны родной. Слепа и жестока безбожная власть, Народ истребляя, народной звалась. Жестокий режим, ни минуты простоя. Двенадцать часов до удара отбоя.  Успеть просушиться, паек получить, Лохмотья одежды слатать и зашить,  В холодной землянке упасть и не встать, В горячечном сне от простуды стонать. А утром сварить кипяток из сугроба И в путь- зарабатывать крышку от гроба. Хотя эта честь и последняя милость  Ещё никому из покойных не снилась. Одежду с умерших живые снимали, Чинили и вновь на себя одевали, А голые трупы в овраг относили, Могилы долбить никого не просили. Одни молодые в тайге выживали, В ком сила и молодость не остывали. Кто спорил с коварной и подлой судьбой, Как сталь, закаляясь, выдерживал бой. Составы всё новых везли «поселенцев»: Донских казаков, украинцев, чеченцев. Машина репрессий работала бойко,А власть на местах- комиссарская «тройка» По ложным доносам, трусливым наветам Встречали их здесь «с комсомольским приветом»  Тайга велика, древесина нужна,  А жизнь человека совсем не важна. Российская женщина вновь нарожает Терпеньем, выносливостью поражает. Недаром Некрасов её воспевал, Кормящую мать на страде узнавал. Глава 6 Не вышел, не встал молодой паренек Совсем истощен, заболел, занемог. В бараке лежит весь в холодном поту И кружку с водой не подносит ко рту. Вставай на работу! Кончай ночевать! Тебя тут не будет никто врачевать!» Охранник-бугай заливается потом И к стенке поставить грозит автоматом. Чуть слышно ответил ему паренек  И в рожу свиную впечатал плевок. .

Его без кальсон и рубахи связали, 

Под хохот к сосне молодой привязали. 

За десять минут нет ни капельки крови. 

(Не хочешь читать, так возьми и порви!) Списали беднягу «на дохлый падёж», 

Креста и могилы нигде не найдешь.

Уже не трещит от мороза сосна. 

Зима отступила, настала весна.

 В тайге обнажись болота и мари, 

От хвойных костров много дыма и гари.

 Весь воздух пропитан смолистой корой. Бунты древесины вдоль рельсов горой.

 Все дальше в тайгу прорубаются люди 

И тонут в болотах по самые груди

Возникла нужда обновлять инструмент.

 «Нам нужен кузнец в настоящий момент», — Построив бригаду, десятник сказал,

 И сломанный крюк от багра показал.

 «Немало багров и лопат поломалось,

 На складе уже ничего не осталось

 Оборваны стропы, затуплены пилы, 

Калить топоры, тесаки и зубилы.

Кому по уменью ковать и лудить

 От лесоповала приказ отстранить!»

И вызвался Ванечка, младший сынок, Шестнадцатилетний донской казачок.

 Уменье ковать, закалять и лудить

 В суровые годы могло оградить 

От гибели верной в таёжном краю,

 И там обрести половину свою.

Глава 9

На том лесосплаве, где гибли девчата, Работала мама, и новая дата В ее биографии станет отсчетом, К спасению жизни крутым поворотом. С Саратовской области, немка она,

 На спецэшелоне привезена.

 В трудармии сгинули все старики 

На дальней корчёвке в верховьях реки. 

Там где-то сестренка пока что жива,

 Хоть весточка эта давно не нова.

С фельдегерской почтой доставлен конверт. 

В бревенчатом клубе назначен концерт. 

Горят кумачи, транспаранты и флаги, Торжественный праздник в таежном ГУЛАГе. И Ленин, и Маркс, и Ежов, и Свердлов.

Отец всех народов крупней всех голов. Огромный портрет зависает над лесом Знамением рока, значением веса, 

Судьбой миллионов, всевидящим оком 

Для грозной эпохи примерным уроком

Под марши оркестров, ораторов речи 

В ноябрьскую ночь были танцы и встречи. 

И юность несполненной верой жива, 

Законом природы любовью звала.

Негаснущей искрой надежды на счастье 

Ее не затушит любое несчастье,

Ни лютый мороз, ни полярная ночь 

Все может она одолеть, превозмочь.

Они повстречались на этом «балу».

 На утро она вновь пилила «шпалу»,

 Ударным трудом добывая паёк.

 А в мыслях стоял молодой паренёк

 Ванюшка - кузнец, чернобровый казак. Смущенно краснея, покашляв в кулак,

 Спросил напрямую: «Пойдёшь за меня?»

 И дело решилось до третьего дня.

 На вырубку к маме пришёл и увёл.

 В бараке накрыт был торжественный стол: Засоленный хариус, шаньги, грибы,

 Крутой холодец из лосиной губы,

 Брусничная водка и рыбный пирог.

Все это Ванюша добыл, приберёг.

В сосновом бору пела молодость Дона, Неслась над тайгой для святого поклона 

К родимой земле, к соловьиным садам, 

К оставленным там незабытым следам..

Эпилог
Напрасно хотел я попасть в леспромхоз: Промзона, тюрьма и трескучий мороз.

Оттуда лишь лес на платформах идёт, 

И кто-то кого-то куда-то ведет

Под знаменем века, под именем зэка. 

Тайга человека не правит, а гнёт!

Немного позднее услышал, узнал: 

Тот дом престарелых, где я побывал,

Сгорел. Погорели и все старики. 

Их жизнь и судьба никому не близки.

Как выжатый жмых пепел их разнесёт. Ответственность власть никогда не несет! Меняется власть, только принцип один: 

Холоп и хозяин... Но Бог-то один!

2009 г., г. Михайловка, Волгоградская область,